Том 7. Книга 1. Автобиографии, надписи и др - Страница 31

А. А. Есенина отмечала: «Семья у дедушки была довольно большая: жена — наша бабушка Наталья, дочь Татьяна — наша мать и три сына — наши дяди: дядя Ваня, дядя Саша и дядя Петр. ‹…›

К тому времени, когда в эту семью вернулась наша мать, женились дядя Ваня и дядя Саша и у дяди Саши уже были дети. Чтобы не быть обузой, мать оставила Сергея дедушке, а сама ушла на заработки. В это время дедушка наш был уже разорен. Две его баржи сгорели, а другие затонули, и все они были не застрахованными» (Восп., 1, 70, 71).

И. Н. Розанову Есенин говорил в 1921 г., что его дед по матери был не только «зажиточным мужиком», но и «старообрядским начетчиком» и «книжником» (с. 20): «Книга не была у нас совершенно исключительным и редким явлением, как во многих других избах. Насколько я себя помню, — рассказывал поэт, — помню и толстые книги, в кожаных переплетах» (Розанов, с. 20). Еще раньше, в 1918 г., и Блоку Есенин говорил, что он «из богатой старообрядческой крестьянской семьи» (Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963, т. 7, с. 313).

Однако исследования свидетельствуют, что дед Есенина не был ни зажиточным крестьянином, ни старообрядцем, ни книжником (см. Юность Есенина, с. 18–41; Панфилов, 1, 42–47; Восп., 1, 508–509 и др.).

Дядья Есенина по матери — Титовы: Иван Федорович (1876—?), Александр Федорович (1882–1935), Петр Федорович: «К сожалению, не удалось установить точную дату рождения Петра, в метрических книгах села Константинова он не значится» (Есенинский вестник, [Константиново], ГМЗЕ, [1995], вып. 4, с. 11).

…другому дяде…— И. Ф. Титову.

С. 9. Бабушка любила меня изо всей мочи…— Бабушка по матери — Наталья Евтихиевна (Евтеевна) Титова (в девичестве Памфилова; 1847–1911). «Она была человеком тихим, кротким, добрым и ласковым» (Восп., 1, 71).

По воскресеньям ~ Я покупал просфору и вместо священника делал на ней перочинным ножом три знака…— И. Н. Розанов писал: «Он ‹Есенин› ничего не говорил мне о своих дядях, ‹…› о проделке с просфорами ‹…›» (Розанов, с. 18).

А. Ветлугин считал, что многое в своих автобиографиях, особенно рассказываемых окружающим, Есенин выдумывал: «О своем детстве и отрочестве Есенин рассказывал много, охотно и неправдоподобно» (РЗЕ, 1, 129).

…сознательное творчество отношу к 16–17 годам. — То есть к 1911–1912 гг., когда Есенин заканчивал Спас-Клепиковскую учительскую школу. Его учитель литературы Е. М. Хитров еще при жизни поэта (в 1924 г.) отмечал: «Я удивлялся легкости его стиха. Однако в первые два года ‹1910–1911› мало обращал внимания на его литературные упражнения, не находя в них ничего выдающегося. Писал он коротенькие стихотворения на самые обыденные темы.

Более серьезно занялся я им в третий, последний ‹1912› год его пребывания в школе, когда мы проходили словесность. Стихи его всегда подкупали своею легкостью и ясностью. Но здесь уже в его произведениях стали просачиваться и серьезная мысль, и широта кругозора, и обаяние поэтического творчества» (Восп., 1, 139–140).

В 1912–1913 гг. Есенин читал свои стихи в Москве, в Суриковском литературно-музыкальном кружке (См. Жизнь Есенина, с. 51).

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают… — «Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер. ‹…› Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга. Здесь нет ни одного журнала. Положительно ни одного. Есть, но которые только годны на помойку, вроде „Вокруг света“, „Огонек“» (из письма Г. А. Панфилову, до 17 сент. 1913 г.).

…неожиданно грянул в Петербург. — Как видно из только что процитированного письма, решение «удрать в Питер» появилось у Есенина в 1913 г. «В декабре ‹1914› он бросает работу и отдается весь стихам, пишет целыми днями» (Изряднова А. Р. — Восп., 1, 145).

В автобиографии 1924 г. Есенин отмечал: «В это время ‹начало 1915› у меня была написана книга стихов „Радуница“. Я послал из них некоторые в петербургские журналы и, не получая ответа, поехал туда сам» (см. с. 15 наст. кн.).

Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. — «…прямо с вокзала ‹Есенин› отправился к Блоку» (Аренский Р. [З. Н. Гиппиус]. — Журн. «Голос жизни», Пг., 1915, № 17, с. 12). «Блок был первый поэт, которого я увидел живьем. Попав в Петербург, я прежде всего постарался его разыскать. Мне хотелось слышать его мнение о моих стихах» (Розанов, с. 16; см. также восп. Вс. Рождественского. — Восп., 2, 117–119).

9 марта 1915 г. Блок записал: «Днем у меня рязанский парень со стихами» (Блок А. Записные книжки. М., 1965, с. 257). А на записке, оставленной Есениным, пометил: «Крестьянин Рязанской губ‹ернии›, 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915» (см. записку Есенина — т. 6 наст. изд). Кроме того, Блок написал две записки — С. М. Городецкому (не сохранилась) и М. П. Мурашеву:

«Дорогой Михаил Павлович!

Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка. Вам, как крестьянскому писателю, он будет ближе, и вы лучше, чем кто-либо, поймете его.

Ваш А. Блок.

P. S. Я отобрал 6 стихотворений и направил с ними к С. М. ‹Городецкому›. Посмотрите и сделайте все, что возможно» (Письма, с. 305).

В своих воспоминаниях о Есенине М. П. Мурашев писал в 1926 г.: «Как сейчас, помню тот вечер, когда в первый раз пришел ко мне Сергей Александрович Есенин, в синей поддевке, в русских сапогах, и подал записку А. А. Блока. ‹…› я ему дал несколько записок в разные редакции и, прощаясь, предложил временно пожить у меня, пока он не подыщет комнату» (Восп., 1, 187, 188).

11 марта Есенин встретился с С. М. Городецким: «Приехал, отыскал Городецкого. Он встретил меня весьма радушно. Тогда на его квартире собирались почти все поэты» (автобиография 1924 г.). С. М. Городецкий дал Есенину два рекомендательных письма — секретарю журнала «Задушевное слово» С. Ф. Либровичу и редактору-издателю «Ежемесячного журнала» В. С. Миролюбову (см. Письма, с. 305–306).